Описание: Петуния Палео пытается восстановить обличье вымерших хищников.
Лишённая губ пасть твари прошла сквозь кожу, словно её и не было и волна мурашек пробежала по телу. Губы исказились в блаженной улыбке, которую могла подарить только ни с чем не сравнимая нега, когда зубы вцепились в гриву и резко дёрнули её назад. Дальше будет как всегда, второй волк проскользнёт ближе, одна единственная ноздря опытного хищника прижмётся к горлу, насладившись запахом свежей крови, а затем, он одним резким рывком вырвет кадык и увесистый шмат плоти, обеспечив быструю, но красочную смерть.
Я разогнала наваждение и, вымученно улыбнувшись, позволила маленькой игле соскребсти ещё несколько крупиц камня с окаменелости и обнажить кусочек зуба. Без лишнего пиэтета я продолжила методично разделять каменную кость и породу. Мне повезло, окаменевшие кости были прочнее окружающего камня. Чувство когтей, впившихся в копыта никуда не делось, но так было только лучше. Каждый раз, когда глаза начинали вновь слипаться, когда мышцы наливались свинцом[1] — я могла представить, как четырёхпалая лапа, с тонкими, заканчивающимися когтями пальцами, прижимается к копыту и продавливает подушечку и медленно, осторожным движением срезают копыто с ноги. Разум — был новым элементом в системе, выстраиваемой на протяжении сотен тысяч тысячелетий, и как бы сильно он не повлиял на нашу жизнь — он не мог оказать влияние на самое важное: на нашу волю, на наши желания, на того незримого кукловода, обвязавшего наши копыта ниточками. Сколь бы логичные концепции ты не построил, как бы не убеждал себя, что так правильно, но когда голод, боль, даже столь жалкая вещь как усталость их разрушат.
Но вот инстинкты — они были старыми. Они остались практически неизменными со времён Озарения[2], сотни тысячелетий прошли с того дня, как последний хищник был отправлен в мир теней, не осталось даже описаний того, как они выглядели — ульевые пони были бесписьменной культурой — но до сих пор вид клыкастой пасти будоражит нутро. Разве может хоть кто-то остаться беспристрастным, глядя на клыки и когти, на природный арсенал, истреблявших наших предков со дня сотворения мира? Мы их боимся, и укоренившись в нашем сердце, это страх превращается в бегущий по венам огонь. Именно он позволяет взойти росткам любопытства, даёт повод проявить храбрость, а в следующий миг порождает самоуверенность и гордыню. Именно ему, а не столь изменчивой вещи как логике мы обязаны самому существованию нашей личности. И ни одно из чувств плоти не сможет его заглушить.
Седьмой зуб верхней челюсти был очищен. Осталось 15. Как же всё медленно.
Наконец, тени перестали заигрывать со мной, отделив пласт шкуры от шеи — они потянули назад. Да-да-да, я позволила игле остановиться на камне с и наслаждением выдохнула, выйдя из-за стола. Их клыки были бестелесны, но и рвали они не мою плоть, а саму душу. Их призрачные клыки проходили сквозь плоть, впиваясь в самую сокровенную суть личности.
Залившись неконтролируемым хохотом, я почувствовала, как волк и лисица прижались к шее, почти с нежностью они провели зубами по ране — клянусь, я могла даже почувствовать ту грань, где зубы переходят в дёсны — и потянули, буквально сдирая скальп. Словно молния, кобра пронеслась по моему телу и впилась клыками в шею. Вряд ли жертвы кобр могли что-то почувствовать, по современным теориям их клыки содержали мощные анастетик, заглушавший любые ощущения. А как ещё они могли незаметно для спящей жертвы полакомиться её кровью? Но всё же, я с точностью до миллиметра ощущала то место, в которое впились её клыки. Даже чувствовала, как кровь бежит по венам.
Голова раскалывалась, режущая боль буквально давила на череп изнутри, а вместе с тем и жгла глаза, но от того абсолютный экстаз расчленения ощущался только приятней. Как было бы хорошо наконец упасть, грудой костей не землю, позволив своей плоти и крови продолжить жизнь в их телах. Я закрыла глаза и рухнула на кушетку, но перед этим — мой взгляд скользнул по одному из моих давнишних приобретений, журналу, содержащему работы палеохудожников, посвящённых одной из самых диких гипотез, выдвинутых в последние десятилетия, якобы волки были не только прямыми предками современных собак, но и разделяли с ними множество черт. На картинах волки щеголяли слоновьими ушами, гигантскими пушистыми гривами, обудами охватывающими всю морд, и что самое бредовое, губами. Может палеоискусству и нужен был взгляд со стороны, но большинство из художников оказались банальными шарлатанами, слышавшими о новых теориях, но даже не потрудившимися обсудить свои наброски со специалистами. И всё же, кое-что на картинах они подметили удачно. Подушечки на лапах выглядели абсолютно очаровательно!
Кажется, они учуяли мои мысли, так как в следующий миг я почувствовала как пара собачьих лап надавила на мои веки и толкнула меня головой в подушку, да-да-да, так было гораздо лучше. Спасибо, спасибо, спасибо! Моё сердце забилось ещё быстрее, когда когти выдвинулись и впились в брови. Нельзя, нельзя было думать о глазах, от этого головная боль становилась только сильнее, но сейчас меня это не волновало, я была купалась в блаженства и не жалким физиологическим реакциям мне мешать.
Наконец, мой труп безвольно застыл на кровати, а ленивые, насытившиеся плотью твари — легли рядом. Как же прекрасна их жизнь, один раз поел досыта и потом несколько суток ходишь, даже не думая о том, чтобы прикоснуться к новому мясу. Конечно, моего тела не хватило бы чтобы… “стоп, об этом думать нельзя.”
Я вернулась за стол и вновь взяла иглу, в лучшем случае, я провела в полудрёме пятнадцать минут, но последовавший за ней приток бодрости превзошёл те, которые могли бы подарить десятки часов сна. И вновь я оказалась перед ними в неоплатном долгу, всю жизнь они следовали за мной, начиная с детских книжек о Хищных[3] и заканчивая бессонными ночами первых раскопок. День за днём они помогали мне держаться, не требуя ничего взамен. Могу ли я подвести их сейчас?
С новой решимостью, я вернулась за стол. Метал заскользил по камню.
Часы зазвонили, и вернувшаяся головная боль, подхватила мотив будильника, я раздражённо вздохнула. Да, я несколько недель искала практикующего зельевара для совместного эссе, но разве часы не могут понять, что сейчас я не могу бросить обработку? Если я остановлюсь сейчас, то вернувшись домой — не смогу начать с того же места? Мне в лучшем случае придётся снова потратить несколько часов на то, чтобы вработаться, а в худшем — я и вовсе не смогу даже сесть? Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!
Я выдохнула. И всё-таки, они были правы. Сегодняшняя встреча была важной, если окажется, что зелья позволят перенять черты вымерших животных, это будет крупнейшим прорыв в палеонтологии.
Я отложила череп в сторону и хмыкнула; мои труды окупились с лихвой. Теперь, с правой стороны камня проступали два ряда зубов. Ещё неделя обработки в таком же темпе — и его можно будет показывать публике.
Покинув свою маленькую комнатку, расположившуюся в левом крыле центрального филидельфийского палеонтологического музея, я, закусив удила[4], понеслась по вечерним улицам города до вокзала. Поймав таксу[5], я откинулась в удобное кресло, быстро сказала конечный адрес и провалилась в сон.
Остановились мы у маленького замка, откровенно выделяющегося на фоне филидельфийских высоток. Учитывая, что основан город был всего 250 лет назад — было абсолютно непонятно, откуда он вообще здесь появился. И я даже не хотела гадать сколько владелица заплатила погодной команде за то, чтобы над её домом ежедневно висели сухие тучи, только гром и молнии, но никого дождя, способного испортить одежду.
Но это определённо впечатляло. С лёгким трепетом, я поднялась по лестнице, постучала в большие деревянные двери с надписью “Зельевар Поушн Нова”. Ожидания оправдались абсолютно! Как только двери открылись — за моей спиной в землю ударила пара молний, а стая фруктов, у которых в обычных условиях явно не должно было быть ни клювов, на орлиных крыльев, сбила меня с ног, прямо в клубья зловещего тумана.
— Прости, Петунья, такое иногда случается, — белая единорожка протянула мне копыто и легко подняла на ноги. Я едва успела моргнуть, как с пола переместилась за стол, а в следующий раз, когда я закрыла глаза — в моих копытах оказался стакан с чёрной жижей, по запаху напоминавшей кофейный концентрат, смешанный с чем-то алкогольным.
Блин… от одного только взгляда на эту отраву, я уже боюсь засыпать.
Я ведь опять обессиленная рухну на матрас, не в силах даже закрыть глаза.
Ещё и пить на голодный желудок, за день я поела один раз, каждый раз убеждая себя, что дочистить зуб будет важнее.
Рывком, я осушила половину кружки и попыталась не засмеяться. Это была оправданная рефлекторная реакция, мозгу не хватало свежего воздуха и смех — мог бы его ему предоставить, но… хохотать при других пони было просто неприлично.
Похоже, хозяйка дома об этом нисколько не слышала и едва прикрыв мордочку копытом хихикала.
— Так, нужно будет что-то кроме этого? — спросила я с лёгким румянцем на щеках, вытащив из седельных сумок мешочек с мелким порошком. Конечно же, для начала я принесла перетёртые останки аммонитов, чтобы не жертвовать важной находкой в безнадёжной авантюре.
— Только рисунок, — розоватая магия обхватила мешочек с перетёртым известняком и пролевитировала его к себе. — Пожалуй нет, все компоненты зелья смены формы, кроме частей тел — у меня уже есть.
Поушн Нова открыла шкаф, продемонстрировав целую кладовку, заполненную ящиками с сеном и бутылками с водой.
— И всё? — я недоверчиво воззрилась на неё. — Поливинилацетат[6], который я использую для укрепления глинянных окаменелостей делается в пять стадий и из пяти разных соединений, а на зелье трансформации пони нужно всего три?
— Что едино — не неделимо, — сказал Поушн, воспарив над землёй. — Так повелось, что первые зебринские-зельевары[7] в свободное от зельеварения время занимались трансформацией природных элементов. Зебра зелье змеиного зрения заварит и песочный порошок плавильщику[8] приготовит, но разве же это значит, что процессы одинаковые?
Я хлопнула глазами, глядя на то, как кобылка опустилась на стул в позе лотоса.
— Прости, это опять случилось?
Я молча кивнула.
— Совершенно не знаю, что на меня иногда находит, — кобылка неловко рассмеялась. — Но да, общего между зельеварением и химией практически нет. Химики ищут способ совместить контуры элементов[9] так, чтобы их взаимное окисление создало соединение с новыми свойствами, например химик знает, что если покрыть железную деталь дитиофосфатом цинка — процесс её окисления воздухом замедлится, так как уязвимая к коррозии железная кромка сменится цинковой.
— Но разве зельевары не ищут такой же ингибитор коррозии, только для тела? — озадаченно спросила я. — Который, скажем, замедлит процесс окисления нашей кожи воздухом, чтобы мы могли реже есть?
— Не совсем, — с улыбкой покачала головой Поушн Нова. — Суть какого элемента можно изменить?
Естественно, она говорила не про изменение формы конструкта, тогда не было бы одного правильного ответа. Мои зрачки сузились.
— Витальная энергия?
— Именно, — Поушн Нова улыбнулась и отправилась к котелку. — Именно поэтому для приготовления зелья полёта требуется более сорока килограмм трав и всего пара перьев орла. Алхимик просто берёт витальный конструкт тела орла, отделяет его от разума и растягивает крылья до подходящего размера, зелье связывает их с витальный энергией пони, и опля…
Единорожка осушила маленький бокал с зельем и во вспышке магии из её спины вырвалась пара белоснежных крыльев.
— Ты крылорог[10]! Те сорок килограмм трав понадобились на то, чтобы сформировать мышцы, кости и кожу.
— А если что-то более сытное залить? — заговорщически спросила я.
— Ну, — теперь уже она застенчиво улыбнулась и вильнула крупом. — Мёда понадобилось бы в десяток раз меньше, да и зелье вкусней было бы, но я слежу за фигурой.
— Получается, с зельем ничего не выйдет? Витальная энергия уже безвозвратно исказилась.
Аликорница склонила голову на бок.
— Ты о том, что их уже раздробили? Это не так уж и важно, да и я была в музеях и видела отличные скелеты.
— Да, только они все каменные.
— Я уже готовила зелье к-рrock-одиловых зубов, — усмехнулась кобылка.
— Да, только изначально хищные не были каменными, — объяснила я. — Просто они настолько старые, что кости поддались окислению известняком или глиной и сами превратились в известь.
— Оу, прости, — расстроенно протянула единорожка и затащила меня в объятье.
За что извиняться? Я не показывала, что опечалена, всё волнение улетучилось за неделю ожидания. Я не была грустной, так что…. Блин. Нет. Нет-нет-нет! Она… что, сама тоже захотела приготовить зелье хищника? Я несколько секунд непонимающе смотрела вперёд, после чего как можно сильнее прижалась к ней.
— Ты извини, — пробормотала я. — Не хотела, чтобы ты тоже, ну…
Я затянула молчание, не зная, что ещё сказать, пока наконец не родился план.
— Знаешь, мы ещё успеваем на фильм сходить.
Видимо, моё предложение оказалось достаточно внезапным, чтобы разорвать объятие.
— Ну, ты ведь всё равно ничего ночью готовить не планировала, — предполагать такое было крайне непрофессионально, но кто из нас был профессионалом, а не самоучкой?
Мы разошлись у кинотеатра. Домой я возвращалась с мечтой летом отправиться на гору Айрис и посмотреть на касаток вживую.
[1] Идиомы сходные, но в оригинале Петуния Палео говорит, дословно: “Астения держит копыта”. В фольклоре Эквестрийских химиков Астения — самая тусклая из планет — была шрамом, оставленным первым из пяти клинков Найтмер Мун, воплощённой слабостью и бессилием. Тот факт, что ни один из металлов, порождённых проклятыми планетами не мог быть сотворён с помощью заклинания — лишь укрепил витающий вокруг них ареол загадочности. Однако современные химики считают негативный образ, сложившийся вокруг пяти проклятых металлов — всего лишь глупым предрассудком, а призыв пяти потерянных металлов — возможен, просто на данный момент этот секрет ещё не раскрыт. Возможно, возвращение Луны позволит разгадать одну из главных тайн химии?
[2]Озарение — неформальное название пост-элафриазойского вымирания, уничтожившего 97% существовавших на тот момент видов хищных животных. Большинство палеонтологов сходятся во мнении, что причиной вымирания послужило обретение Ульевыми Пони магического потенциала достаточного для изгнания хищников в другое измерение, однако существует и ряд маргинальных гипотез, считающих что причиной вымирания могло послужить вмешательство других рас или даже крупный магический конфликт между доминирующими в те годы разумными хищниками, закончившийся обоюдным уничтожением, а следовательно повышение магического потенциала пони было не причиной истребления хищников, а лишь его последствием.
[3]Хищные, дословно — бестелые пожиратели — полифилетический таксон, охватывающий всех хищных зверей, сгинувших во времена Озарения. В данный момент, в связи с открытием прямых потомков считавшихся полностью вымершими клад, выдвигаются предложения сохранить название “Хищные” только за таксоном, содержащим всех предков современных собак и кошек, а также их ближайших потомков, в то время как хищных змей, объединить в одну кладу с драконами.
[4]Сразу две неточности: оригинальная фраза даже близко не содержала лошадиных метафор, да к тому же говорила скорее о скорости, чем о безумии. И если первая ошибка всего лишь дань уважения традициям перевода, то вторая — требует пояснения. Видите ли, большинство горожан никогда не видели озверевшего коня, зажевавшего, если не порвавшего удила и несущегося к бездне. Для них зажёванные удила говорят о смелости и полной самоотдаче, а отнюдь не о разрушительном, неконтролируемом безумии. И поскольку перевод сделан для молодой аудитории, неправильно употреблённая идиома имеет место быть.
[5]В оригинале Такса была “Страусом”, из-за созвучия между словами Рикша и Страус, а также из-за того, что сами по себе рикши были двухколёсными, в отличии от крупных и медленных четырёхколёсных телег, презрительно называемых “коровами”.
[6]Совершенно другая рецептура, тот же смысл. Крайне дешёвый клей.
[7]Да, аллитерация была и в оригинале.
[8]Стеклодув
[9]Согласно господствующей теории, каждый из элементов имеет единый источник, чей свет напитывает твёрдые конструкты проекций, как магия единорогов напитывает щиты. При этом каждая из конструкций, стремится исказить другие.
[10]Перевод слова аликорн на современный язык.
Рецензии
От Нургла:
Отлично! Пусть сама история не особенно примечательно, кроме как несколько странной привязанностью героини к волкам (на Земле бы ей в фурри-сообщество вступить, хех), но проходит отличная работа по мирострою используя примечания, и тот факт, что якобы мы читаем перевод с эквестрийского. Единственное, что я заметил, что героиня называет теорию того, что собаки потомки волков - новой и дикой, а Переводчик в примечаниях относится к этому, как к факту. Ну, будем считать, что на момент перевода это уже факт.
Я не уверен, что понял, как раскрыта тема. И кости исчезают?
От Слаанеш:
Петуния Палео пытается воссоздать облик давно вымерших хищников, а автор активно и с энтузиазмом поясняет нам, почему в реальности она использовала совсем другие выражения, когда рассказывала эту историю, что значит то или иное слово или же как по мнению поней работает химия. Пускай сам по себе рассказ и так довольно интересен, хоть и кончается отчасти неожиданно, вместе с примечаниями автора/пересказчика/переводчика(???) он начинает совершенно сиять. (Больше всего мне понравилось, конечно, примечание о пяти потерянных металлах.)
Рассказ же повествует о слегка слишком увлекающейся своим делом пони-археологе, которая, да-да, хочет воссоздать образ вымерших хищников, а на самом деле, скорее всего, сблизиться со своей новой подругой-алхимиком и отвлечься от работы, на которую так жестоко себя затягивает.
Жаль, что текст присылался, по видимости, в спешке, из-за чего немного смазана концовка и есть ряд неточностей.
От Тзинча:
Привет, Я!
От Кхорна:
Ну, судя по всему, это явно что-то пост-эквестрийское, где как хищников рассматривают чуть ли не аликорнов. Текст интересно написан, но как-то не отвечает на старый-добрый вопрос. “И что?”. Преобразились, ладно, что же далее?